Читать онлайн книгу "Месть ласточек. Деревенские рассказы"

Месть ласточек. Деревенские рассказы
Иван Карасёв


Сборник рассказов о жизни маленькой псковской деревушки, где всего пять постоянных жителей. Зато летом в неё наезжают дачники, и население возрастает в разы. Дачных деревень в России море, но такую как эта, пожалуй, надо искать и искать. В неё каждый год приезжают даже из Италии, наведываются из Франции дети автора сборника, а один раз аж американцы посетили этот забытый Богом уголок и остались чрезвычайно довольны. Вот об этих всех людях, местных и приезжих, живых и покинувших уже этот мир, об их буднях и судьбах, о весёлых и грустных историях, приключившихся с ними, и написано в этом сборнике. Читателю трудно будет не улыбнуться, читая разговор деревенского мужика, владеющего только русским письменным и устным языками, с американцем, учившим нашу речь целый месяц в стольном граде Минске. А может, представив себе картину закатов за озером, захочет посмотреть на эти места. Ну тогда милости просим: Псковская область, Невельский район, деревня Попадьино.

Содержит нецензурную брань.





Иван Карасёв

Месть ласточек. Деревенские рассказы





Ласточки







Балкон нашего деревенского дома представляет собой второй этаж веранды и полностью повторяет её форму. Размера поэтому он немалого – примерно двадцать два метра квадратных, и на нём, любуясь открывающимся взору пейзажем, легко может распивать чай и не только компания из 5-6 человек. Тем более, что он имеет свою крышу с двумя скатами, и во время непогоды процедура чаепития становится даже более приятной – дождь вовсю барабанит по крыше, а не по тебе, что приносит дополнительное удовольствие. Ведь стоит только протянуть руку наружу, и капли воды застучат по ней. На балконе можно и прикорнуть после обеда, там для этого имеется раскладушка с матрацем. Но нет лучше времени для балконных посиделок, чем вечерние часы, когда именно с этой точки в полной мере ощущаешь красоту наших, попадьинских закатов. Неудивительно, что балкон стал любимым местом отдыха, когда одно только созерцание природы приносит душе покой и блаженство.

Но вот однажды под стрехой крыши балкона поселились ласточки. Две птички с клиновидными, расходящимися почти под углом в 90 градусов хвостиками. Мы обнаружили их гнездо, прилепленное снизу к вагонке выступающей части крыши, приехав в очередной раз в Попадьино на лето. Года за два до этого пара ласточек уже пыталась устроится под крышей нашего дома, но тогда всё закончилось неудачно, сильная буря оторвала гнездо от чердака, и птенцы погибли. В этот раз ласточки оказались более удачливыми строителями – их домик, похожий на миниатюрную небелёную глинобитно-саманную хатку, перевёрнутую вверх ногами, успешно выдержал все удары стихии и простоял целое лето.

Мы были рады гостям и с большим удовольствием наблюдали за их жизнью. С характерным щебетанием подлетая к гнезду, ласточки сначала зависали в воздухе, интенсивно маша крыльями, а потом как бы заныривали в своё жилище. Поначалу они пугались нас, и в наше присутствие подлетали, зависали и поворачивали обратно. Но очень скоро привыкли и почти не обращали на людей внимания, что забавляло ещё больше. Лишь иногда, вспомнив о об «опасности» в нашем лице, прямо перед гнездом они внезапно разворачивались и улетали. Но птенцов кормить надо, и ласточки возвращались, опять натыкались на нас и вновь разворачивались. Так могло продолжаться несколько минут, но потом, набравшись храбрости, птички всё же по очереди залетали к себе домой. Только наша старая кошка, любившая походить по перилам балконного ограждения, пугала их по-настоящему. Однажды после безуспешных попыток прогнать животное птицы, видимо, позвали на помощь соседей, и целая эскадрилья из 7-8 ласточек кружилась вокруг, то приближаясь, то удаляясь от кошки. Но та на них не обращала внимания, впрочем, как и на птенцов в гнезде, о существовании которых, похоже, не подозревала. Мы так хотели, чтобы ласточки, продолжали свою тихую и мирную суету вокруг гнезда, что даже старались не пускать кошку на балкон.

Так, раз за разом мы радовались «явлению» ласточек. Красивые птички порхали перед глазами, и эта картина прекрасно дополняла нашу сельскую пасторальную идиллию. Мы настолько привыкли к ласточкам и, можно сказать, привязались к ним, что даже обычное во второй половине лета сезонное уменьшение количества нашего главного летнего врага – комара стали относить за счёт этих птичек, они, дескать, крутясь постоянно перед балконом и, ловя на лету насекомых-кровососов, создают своего рода барьер. Как говорится, блажен кто верует. И даже растущая на карнизе балкона кучка прямо под выходом из гнезда нас не расстраивала, главное, что она не пахла.

Время шло, птенцы росли, и вот они, расправив крылья, уже стали покидать тесное жилище. Оно превратилось лишь в базу, в которую родители, возможно, приносили еду, чтобы подкармливать своих четырёх питомцев. Но они и сами уже были способны найти себе пищу. Теперь уже не две, а шесть изящных птичек кружились перед нашим балконом. Мы только радовались этой жизнеутверждающей картине.

Только как-то раз мы уехали из деревни на три дня. Наша поездка оказалась насыщенной, там было всё – немного дел, а в основном, отдых и развлечения. Как всегда бывает в подобных случаях, после интенсивного отдыха хотелось провести некоторое время дома уже спокойно, без лишних телодвижений, без обязательных походов с детьми в аквапарк или на реконструкцию рыцарских турниров, без длительных вечерних сидений в гостиничном баре. Тишины и спокойствия жаждали мы, поэтому хотелось ощутить уют своего дома. Ну и конечно, не мешало опять расслабиться в шезлонге на балконе, наблюдая за тем как там далеко за озером закатные лучи солнца пробивают тонкие ряды вечерних облаков, а ближе, прямо перед нами, порхают ласточки.

Приехали довольно поздно, пока разобрали вещи, накормили детей и поели, на балкон уже было идти не время – наступил час комара, точнее, два часа после заката солнца, когда эти насекомые становились полноправными хозяевами всей территории вокруг дома, и никакие фумигаторы и прочие средства не помогали бороться с ними – год выдался особенно комариным.

Проснувшись на следующее утро и, едва протерев глаза, я увидел молодую поросль ласточек, топтавшихся на изголовье балконной раскладушки. Мысленно улыбнулся: «Вы тут, никуда не делись, красавчики!» Через несколько минут я вышел на балкон делать зарядку – занятие не самое приятное, но полезное для здоровья и самодисциплины. И тут моему взору предстала обратная сторона медали под названием «Ласточки под крышей дома твоего». За четыре дня нашего отсутствия на балконе птички обжили его, они, видимо, давно нацеливались на это место, но мешало присутствие людей. Здесь было гораздо комфортнее, чем на соседнем клёне, ветки не качались на ветру, сверху не капал дождь. В общем, всё, что надо для жизни и жизнедеятельности маленьких птичек, даже комары сюда залетали. В результате изголовье раскладушки и часть пола были изгажено редким и, кажется, дорогостоящим видом удобрений под названием «гуано», говорят, для Чили это заметная статья экспорта. Но у нас количество оказалось не товарным, да и необходимости в этом не имелось. А вот прекрасное времяпрепровождение наше на балконе становилось очень проблематичным.

«Ну нет, друзья, так мы не договаривались!» – сказал я и, вооружившись веником, ведром с водой и шваброй, приступил к ликвидации последствий экологогенной или орнитогенной, не знаю, как правильней выразиться, катастрофы. Моя возня с уборкой и последующие экзерциции с подниманием ног и рук, отжиманием от пола и т.д. насторожили ласточек, они уже не осмеливались залетать на обжитое место. Но стоило мне покинуть помещение, как они осторожно начали отвоёвывать пространство. Сначала самые смелые сели на перила, потом добрались до шезлонгов, столика и раскладушки и, как ни в чём не бывало, продолжили свою обычную беззаботную (корма в этом году хоть отбавляй) птичью жизнь со всеми вытекающими последствиями.

Мы не могли превратить отдых в деревне в постоянное дежурство по балкону, там, конечно, хорошо, но есть и другие интересы и дела. Тогда я вспомнил о кошке и о том, что она была не против полюбоваться видами с балкона.

Наша кошка (кстати, так её и зовут, другие имена не прижились) – существо очень своеобразное, своенравное и бесполезное. Даже гладить себя она, как правило, лишь разрешает, ты гладишь её и видишь – она твои ласки терпит, отдаёт тебе дань за бесплатную кормёжку. После того, как её шерсти касалась человеческая рука, кошка обязательно вымоет это место, послюнявив предварительно сначала правую лапу, потом левую. Тут уже видно, что она испытывает явное удовольствие от ликвидации последствий прикосновений человека. Она с нами живёт своей жизнью, что в городской квартире, что в деревенском доме. Люди для неё – лишь объекты жизнеобеспечения, они дают еду, причём просит пищу она очень интересно – обязательно где-нибудь под ногами снующих по кухне хозяев ложится на спину, складывает на груди поджатые передние лапки, а задние прижимает к бокам и лежит. Весь её вид так и говорит: «Я умру прямо здесь и сейчас, если мне не сервируют третий завтрак!» Иногда, исключительно по желанию кошки, ей предоставляют место, чтобы полежать на коленях или на груди, в зависимости от обстоятельств. Правда, порой люди позволяют себе её ругать, но это в случае, если ей вдруг хотелось изменить место, где коты всегда что-то закапывают, или если кошку посещает непреодолимое желание поточить когти о дорогую мебель при наличии специально сделанных для этой цели жёстких канатиков, обвитых вокруг опор антресоли. В любом случае, наказание имеет место крайне редко, но, тем не менее, кошка тогда обижается и долго не удостаивает людей своим лежанием на коленях. Кошка вообще, как уже было замечено выше, очень своенравная. Однажды мы взяли у соседа двух щенков, чтобы и детям дать порадоваться и заодно довести щенят до нужной кондиции, пока племянница нашего знакомого не пристроит малышей будущим хозяевам. Памятуя о характере нашей кошки и отдавая себе отчёт в последствиях, так сказать, откорма собачат, решили держать их во дворе. Я построил из подручных средств просторную будку, где два щенка и поселились. Они быстро обжили весь двор. Видя такое осквернение её территории, кошка отказалась выходить из дома, и вовсе не потому, что боялась двух маленьких чёрных клубочков на ножках, нет, опыт показал, что она могла их хорошенько напугать. Просто на её территории поселили этих никчёмных существ, которые только бегали, прыгали, играли, ели и гадили (что правда, то правда, очистка участка от собачьего дерьма превратился в заметную и важную часть нашей жизни). И поскольку кошка отправляла свои естественные надобности за пределами дома и придомовой территории, нам пришлось по нескольку раз в день на руках выносить её для проведения данных мероприятий.

Но вообще-то наше домашнее животное и по жизни, и по происхождению исключительно комнатное. В деревне её гоняют все местные коты. Даже привычные для котов функции она выполнять не может, в городской квартире она как-то увидела мышку и … испугалась. Обе бросились наутёк, в противоположные стороны. То есть создание, повторюсь, абсолютно бесполезное, лишь в аптекарских дозах разрешающее себя погладить. И на балкон-то она приходила не облизываться, глядя на птичек, а посмотреть на другую жизнь. Потому что в чём – в чём, а в любопытстве ей не откажешь. Стоит только заняться чем-то новым, необычным, как кошка обязательно придёт, сядет на безопасном расстоянии и будет долго наблюдать за происходящим. Так она присутствовала, например, при всех стадиях строительства площадки для теннисного упражнения «стенка». Не имея возможности построить и поддерживать в надлежащем состоянии теннисный корт, мы решили соорудить хотя бы «стенку». Вот кошка и наблюдала, как мы ровняем щебёнкой и песком площадку, пилим лаги и несущие бруски (обработка их антисептиком ей понравилось меньше – воняло), выпиливаем по размерам щиты для стенки и пола, прикручиваем их к брусу.

На любопытстве кошки и был построен мой расчёт. Я открыл все двери, так тщательно закрываемые до того момента, подождал немного. Кошка не преминула объявиться. Посмотрев в мою сторону, она поняла, что проход разрешён, а путь свободен, и степенно двинулась на балкон. Обследовав всю его территорию и поняв, что в глобальном отношении там ничего не изменилось, она легко, несмотря на свои очень почтенные для котов пятнадцать с лишним лет, запрыгнула на перила и уставилась на гнездо. Она, наконец, заметила его и новый предмет усилил её природную тягу к познанию. Ласточки, хоть гнездом уже и не пользовались, заметно занервничали и не только ретировались с балкона, но и перестали приближаться к нему, предпочитая отсиживаться на клёне. Кошка посидела-посидела, потом спрыгнула и, полежав по дороге на одном из шезлонгов, покинула запретную ранее зону.

Птички же, выждав положенное время, потихоньку стали возвращаться на балкон. Я снова открыл двери кошке. Она снова посидела на перилах, так продолжалось несколько раз, пока ласточки, казалось бы, не сдались окончательно. Но это было только впечатлением. На следующее утро меня вывел из полусонного состояния звук кошачьих когтей, скребущихся о дверь нашей комнаты. «Ох, ты нехорошая!» – подумал я (тут в угоду автоцензуре я слегка изменил тональность выражения), встал и пошёл открывать дверь. Наше животное способно среди ночи дать нам понять, что пришёл час кормить её, поэтому одной из главных забот перед отходом ко сну наряду с чисткой зубов и прочим моционом всегда остаётся наполнение кошачьей миски. Из всей посуды нам важнее всего она! Таков наш девиз.

К моему удивлению, кошка ринулись не вниз показывать мне, где находится её миска (это на случай, если я за ночь забыл местонахождение последней), а к балконной двери. Я начал понимать. И, действительно, на правом краю перил сидели в ряд, на одинаковом расстоянии друг от друга, совсем как солдаты в строю, четыре птенчика. Они вернулись-таки, для начала, из осторожности, только на перила. Звук открываемой двери мгновенно вспугнул их. Кошка заняла свою привычную позицию и просидела там долго. Больше ласточки не возвращались. Так наша кошка впервые в жизни сделала что-то полезное для семьи, только сделала она это, не будем обольщаться, лишь потому, что самой захотелось.

Балкон стал пустоват без ласточек, но и нежелательные последствия их пребывания там тоже исчезли, и только кучка птичьего помёта диаметром сантиметров двадцать, образовавшаяся на карнизе над верандой, только она напоминала о недавних наших гостях. Да и то после первого сильного дождя я вылил на неё пару вёдер воды, уничтожив все следы пребывания ласточек. Наше «сожительство» не состоялось.













Месть ласточек или империя контратакует


В предшествующем рассказу году мы боролись с ласточками за право пользования собственным крытым балконом. И победили, мы победили, во всяком случае, так думали. Балкон очистили от птичьего помёта и продолжали сидеть там вечерами, любуясь нашими попадьинскими закатами. Я даже описал это в рассказе «Ласточки». Прошёл почти год, наши изящные соседки попытались устроить гнездо на прежнем месте, но я отстоял свою территорию, сбросив при помощи швабры их конструкцию, она была лишь в зачаточном состоянии. «Устраивайтесь в другом месте!» – крикнул я громко удивлённым птичкам, когда они не нашли свою стройку. Правда, их, скорее, впечатлил стандартный инструмент советской уборщицы, которым я грозно размахивал. Полетали-полетали и убрались куда-то. Я вздохнул спокойно – проживём лето без дерьма этих симпатичных тварей божьих. Через пару дней мы вернулись на наши невские зимние квартиры. Учебный год ещё не закончился.

И вот примерно дней сорок спустя мы вернулись в Попадьино. Каждый, кто имеет дачу, особенно деревенскую дачу, знает, какое это нелёгкое дело – развернуть всё хозяйство после длительного отсутствия. Надо выкосить разросшуюся траву, чтобы достающая до рук крапива дала пройти к входной двери, вымыть запылившиеся и затоптанные в суматохе сборов в обратный путь полы, перенести в дом и разложить там по своим местам содержимое забитого до отказа багажника. Штука эта, кстати, нервирует меня ужасно, особенно при запихивании в неё всего необходимого при поездках в деревню. У неё «умные» сервопривода, которые не позволяют крышке заднего люка машины полностью опуститься, если что-то хоть чуть-чуть мешает, они, эти детища технического прогресса, видят всё! И надавить нельзя! Ведь тогда можно сломать устройство с искусственным интеллектом. Короче, современные автомобили это вам не «Жигули», тут при помощи лома и какой-то матери ничего не добьёшься. Но я отвлёкся, извиняюсь, крик души, сколько раз я материл про себя этот не захлопывающийся из-за какого-нибудь торчащего рукава детской рубашки багажник. Ты ему говоришь: «Закрывайся, тебе ничего не мешает!». А он боится на лету задеть краешек тряпки и ни в какую. Раньше было проще – поднажал и щелчок, замок закрылся.

В длинном списке дел по прибытии на дачу есть небольшенькая строчка – вынести шезлонги и раскладушки на балкон. Перед отъездом мы забиваем ими всю свою спальню, так что к кровати просто не пробраться, а комната напоминает баррикаду девятьсот пятого года. Так и вчера, разделавшись с самыми первоочередными вопросами нашего жизнеобеспечения, я решил расставить уютные креслица на балконе. Поднялся на второй этаж, пробрался к стеклянной балконной двери, выковырял из нагромождения наваленной друг на друга мебели первый попавшийся шезлонг и … остановился. Снаружи, прямо под дверью, на неведомо кем принесённой кучке из нескольких веточек как на заранее заботливо приготовленном смертном одре лежала мёртвая птичка. Вокруг неё – агломерация пятен помёта, как карта Парижа – одно большое пятно, а к нему прижалась куча маленьких. От поноса, что ли, сдохла? «Та-а-ак, начинается! – чуть не взорвался я от злости, глядя на эту картину, – вы тут теперь ещё и кладбище устроили!» Тело усопшей показал всем – Юля подтвердила, это, действительно, птенец ласточки (опять они!), ещё пушистый слёток. Ладно, сдох и сдох, отнёс его в дальнюю канавку, прикрыв место захоронения всё теми же веточками. Свидетельства последних часов жизни крылатого существа уничтожил при помощи спецсредств. Но один вопрос не давал покоя: «Откуда же он прилетел, вроде, гнезда нет, под стрехой крыши веранды, как в прошлом году, точно нет, с другой стороны дома тоже».

И только на следующее утро я получил ответ на волновавший меня вопрос. Проделывая упражнения утренней зарядки, лёг на спину головой к ограждению балкона и увидел разгадку – над балконной дверью прилепилось ласточкино гнездо. Стандартный проект НИИ Орнитоархитектуры – вязаная из травы полукорзина, склеенная какой-то глиной из супермаркета «Всё для птиц». Тем же дефицитным материалом она пришпандорена к вертикальной стенке прямо под началом крыши балкона. «Боже, второе нашествие ласточек! Они контратакуют! Вот это наглость! Причём невиданная! Не получилось там, под стрехой, снаружи, так они здесь обосновались! А что, в следующем году в дом залезете, то бишь в нашу спальню? А как же личная жизнь? Право на её неприкосновенность? А потом ещё и ложе супружеское отберёте да швейцаром работать заставите?» В моём воспалённом мозгу пронеслись картины Апокалипсиса в одном, отдельном взятом доме – загаженный балкон, кучки помёта, разбросанные там и сям по всем комнатам и мы сами с мокрыми тряпками подтирающие за господами-птицами. Нет, так не пойдёт. Однако что ж, получается, они всё-таки наступают, отхватывают себе всё больше территории? Мало нам травы, упорно стремящейся отобрать у нас мощёную плиткой террасу, мало муравьёв, взявших по всем правилам военной науки наше жилище в осаду, так ещё и эти теперь! Первой мыслью было уничтожить заразу на корню, то есть на стене, снова разметелить шваброй их воровской притон до основания. Я уже занёс было руку со своим оружием возмездия, но остановился на полпути, а вдруг там яйца? Эти-то не причём, ещё не родившиеся, то есть не вылупившиеся. Хотя из них ведь такие же подлые заср…ы вырастут. Жалко, да и их безмозглых родителей тоже, глупышек этих с крылышками. Ну как так можно не помнить, что там, на крытой площадке второго этажа их ждёт опасность в виде двух, а то и четырёх-пяти страшных созданий, способных радикально удлиняться при помощи каких-то палок! Ведь уже два раза обжигались! Ну что тут поделаешь, как быть? Нет, чувство жалости в сторону, когда речь идёт о борьбе за существование! Или мы, или они! Я решительно двинулся к гнезду, но тут прямо перед глазами порхнула ласточка, словно почувствовав, какая судьба ожидает её домик. Давит, врагиня, давит на слабость человеческую. Отступил на время, решил посоветоваться с Юлей.








Поразмыслив, приняли решение перевести незваных гостей в разряд квартирантов по линии благотворительности, надо оставить их в покое, пока, до поры до времени. Да и дерьма они за время нашего отсутствия не так уж много произвели, это не то, что обосновавшееся на балконе их прошлогоднее свежевыведенное потомство, тогда весь пол, все шезлонги и раскладушка за три дня были загажены. Отмывал потом, наверное, часа два. А тут только пятнышко диаметром сантиметров тридцать, ерунда, можно потерпеть, коли там потомство готовится. На том и порешили с Юлей, посмотрим, что там происходит и что-нибудь предпримем или наоборот, оставим как есть.

Но подошло время испытать наше вынужденное сожительство. После обеда, завершив все срочные дела и оставив несрочные на потом, мы комфортабельно устроились под сенью балконной крыши. Приятное тепло (не холодно и не жарко), вид на озеро и заозёрное поле на горке, которое почему-то местные зовут Болдино (никакого отношения к болдинской осени Пушкина не имеет), тишина, нарушаемая лишь птичьим щебетанием. Однако идиллией это оказалось не для всех. Наши незваные постояльцы сильно заволновались – гнездо надолго оставлять не хотели, а два гиганта со странными прямоугольными плоскостями цвета «металлик» на коленках (вы, наверное, догадались о чём речь – на балконе писать особенно приятно) наводили на пташек жуткий страх. Они подлетали к нам, чуть залетая под крышу, но в какой-то момент зависали, судорожно маша крыльями, и, издав нечленораздельный писк-крик, совершенно отличный от только что спокойных, размеренно-деловитых птичьих голосов, делали боевой разворот на 180 градусов, который у военных называется простым словом «драп». Писк, видимо, означал что-то вроде «Атас, там опять эти!» А может, конечно, они нас пугали таким необычным звуком, вроде наводившей ужас на необстрелянных бойцов сирены у немецких «юнкерсов». У птиц, как известно, душа – потёмки. Это продолжалось, наверное, не меньше часа. Ласточки кружили перед домом, потом снова и снова пытались незаметно, как им казалось, пробиться к желанной цели. Пару раз они проскакивали-таки через наш непреднамеренный заслон, но до гнезда не долетали. Сначала птичка свернула, едва Юля вслух констатировала пролёт, потом я неудачно пошевелился, и звук скрипнувшего шезлонга спугнул пташку. Мне стало жалко ласточек, говорю жене: «Давай уйдём?» Она в ответ: «Хватило ума построить дом в опасном месте, так пусть привыкают к опасности!» Наконец, когда я ушёл вниз покормить голодного Матвея, птички прорвались к заветной цели через наш обескровленный левый фланг и стали осмеливаться пролетать к гнездышку мимо одиноко смакующей эту картинку Юли. Я вернулся, что там Юлин гуляш с пюре разогреть в микроволновке – долго ли? Матвей, конечно, сам способен, он и готовить кое-что умеет, но хочется ребёнку, чтобы за ним поухаживали.

Теперь ласточки между нами начали проскакивать. Но при этом надо было не шевелиться, ибо малейшее движение пугало их. Всё-таки мысль о том, что же в гнезде не отпускала нас. «Не вопрос», – заявила Юля. Она принесла камеру и засняла на видео их подлёты и отлёты. Получилось неплохо, только немного размазано, уж больно быстро двигаются эти твари! Затем подняла аппарат на вытянутой руке, держа его за ножки штатива, и вслепую зафиксировала гнездо, там, действительно, лежали яйца. «Её моё! – чертыхнулся я, – это же сколько их терпеть ещё придётся! Империя контратакует!» Да до конца лета, наверное. Выходит, первое потомство сдохло по неизвестным причинам, так они вторую кладку наладили! Ох уж эти птахи с мальтузианским уклоном! «Ладно, потерпим, но как только птенчики начнут летать, я вас отсюда выдворю! Ведь я ваши не светские манеры знаю!» Однако привыкайте, время от времени буду выходить к перилам балкона и нагло стоять во весь рост, что ж, любишь с горочки кататься, люби саночки возить. В смысле терпи нас, мы тоже тута живём!

Хотя таким образом мы лишь утешаем себя, ведь стоит только птенцам вылупиться и начать отправлять естественные потребности, как под балконной дверью образуется приличная лужа из неприличного материала. Ибо пока эти твари летать не умеют, они немного высовывают из гнезда свой миловидный хвостик, откуда падают совсем не миловидные капли кислотных осадков естественного происхождения. Ласточки вернулись, и на этот раз им удалось нам отомстить.




Попадьино


В Псковской области не меньше шести тысяч деревень. Считается, что по их количеству она занимает второе место в России после Тверской. Но Тверская область больше и по площади, и по населению. Людей на Псковщине живёт примерно, как в Ярославле, например, да и то половина жителей приходится на две местные «столицы»– Псков и Великие Луки. Есть ещё городки поменьше, а в деревнях осталось уже совсем мало народа – меньше 200 тысяч. Хотя когда-то на псковских просторах, лишь немного уступающих по размерам такой европейской стране как Чехия, людей числилось в три раза больше – миллион семьсот тысяч человек, из них больше полутора – на селе.

Деревень много, а народа мало, эта деревенская «раздробленность», наверное, самая внушительная в стране. Нигде, кажется, нет такого количества маленьких, в десяток домов, поселений как здесь, на Псковщине. Это не хутора с одной-двумя усадьбами, появившиеся в эпоху столыпинских реформ, нет, именно – маленькие деревеньки. Из окна машины их даже трудно заметить – редкие домики могут прятаться за одичавшими садовыми деревьями или буйными зарослями кустарников. Когда едешь из Питера по Киевскому шоссе, то такую картину наблюдаешь все 370 километров от Ленинградской области до границы с Белоруссией. Кроме окраин Пскова, путь твой проходит еще через три городка и затерянные среди лесов, озёр и заброшенных полей деревни. Только название очередного селения на синей табличке предупреждает автомобилиста о возможности появления одинокого пешехода на дороге. Пассажиру ещё удаётся присмотреться повнимательнее, и он кое-где замечает покосившиеся крыши старых домов и сараев, проступающие среди зелени, а иногда и полностью развалившиеся избы. Их сложившиеся как картонные коробки стены – живой укор людям, забросившим эти места. Новых домов почти нет, а, если и «выскочит» вдруг где-то среди общего запустения красивая, сверкающая красной металлической крышей и ярко выкрашенной вагонкой, постройка, то чаще всего она окажется придорожным кафе или мотелем. В деревнях вдоль дорог даже дачники редко селятся: шум, пыль, машины – плохой аргумент при выборе места для уставшего от суеты горожанина. В старые времена Белорусский тракт, напротив, притягивал население. Свидетельства тому кое-где сохранились – полуразрушенные купеческие дома и одинаковые, построенные по одному проекту, каменные здания почтовых станций с окнами в виде стрельчатых арок. В старину даже типовые проекты были привлекательными. А сейчас там, в лучшем случае, волостные учреждения или почта, но по большей части они заброшены и медленно разрушаются.

В нашей деревне под названием Попадьино, ничего такого нет, да и домов-то всего двенадцать штук. Самого поселения именно на этом месте, вроде бы, не существовало, оно немного «сползло» в сторону после войны, когда колхозники разобрали построенные рядом с пепелищами их отцовских изб добротные немецкие блиндажи и стали возводить из тех же бревён свои тесные жилища по соседству. В сорок третьем году фронт стоял здесь несколько месяцев, и по нашу сторону озера были немецкие позиции. На противоположном берегу тогда окопались части Красной Армии. А в сорок первом в наших лесах немцы окружили две советских дивизии. Они хорошо попортили кровь захватчикам под Полоцком, но приказ на отступление запоздал. На Киевском шоссе в двух километрах от нашего Попадьино, отступающих ждали немецкие танки. Некоторые пытались прорваться и усеяли своими телами придорожные поля. Ещё недавно были живы бабушки – свидетели этой трагедии, в те годы ещё девчонки, в интернете я читал их свидетельства. С неделю гоняли солдаты Вермахта красноармейцев по окрестным лесам, бомбили, обстреливали артиллерией, а бедолаги наши уже оголодали, боеприпасы поистратили, и пошли в плен, деваться некуда. Покойный сосед, Михаил Ильич, которому летом сорок первого шёл девятый год, рассказывал, как на поле около дома родителей сидели в ожидании этапа сотни бойцов, а все леса были забиты брошенными автомобилями и оружием. Деревенские пацаны тайно вооружились, их даже взрослые стали побаиваться, детишки помельче собирали в зарослях деревьев командирские планшеты. В них находили самую большую тогда для детского досуга ценность – карандаши, в каждом планшете был всего один карандаш. Юный Миша Дегелев преуспел в этом деле – насобирал их штук двадцать, ими можно было обеспечить командный состав целого батальона РККА.

Оружие и боеприпасы находят в земле до сих пор. В девяностые годы двое подростков выкопали из заболоченного места автомат ППШ. Дома старший залез на печку и стал разбирать его, тут неожиданно раздался выстрел – в канале ствола оставался патрон. Слава Богу, никто не пострадал. Сорок с лишним лет оружие пролежало в болоте и сохранило свои боевые качества! Наверное, американские аналоги на такое не способны. Эту историю я узнал случайно, от их отца – моего знакомого, можно себе представить, сколько подобных историй произошло в окрестных местах. Нам тоже довелось совершить одну подобную находку. Несколько лет назад, году в четырнадцатом, весной, мы вывели детей в поход к заброшенной деревне (таких здесь хватает). До точки назначения не дошли, детишки заныли, им стало неинтересно, они не такое видали по телевизору и в интернете. Зато по дороге, в нескольких метрах от нашей тропки, заметили выкопанную «искателями» миномётную мину. Как эти люди не боятся манипулировать такими вещами, я не знаю. Мина лежала на свежей кучке земли, головная часть смотрела вверх, а стабилизатор уткнулся в землю. Полное впечатление готового к выстрелу боеприпаса. Казалось, вот-вот и мы взлетим на воздух. Мину аккуратно обошли стороной. МЧС не вызвали, это ведь целая история, а мы приехали только на несколько дней. Смертоносная находка лежала на земле слишком заметно, чтобы её можно было не увидеть, а по ночам у нас никто не ходит. Ну, мы всегда так живём, как сказал Высоцкий. Только вот летом мины и след простыл. Куда она попала? На Украину? Вряд ли. В том же году в нашем районе одна семья, муж с женой подорвались на противопехотной мине. Оба погибли. Здесь и такое бывает. Грибники и рыбаки – люди рисковые.

Вообще, иногда складывается впечатление, что местный народ особой закалки. Им ничто нипочём, могут жить без света, который выключают в каждую грозу, и включают заново лишь пару дня спустя, без газа из трубы, которого у них не было никогда, воду, в лучшем случае, берут из колонки. Городской житель, приезжая сюда, не устаёт удивляться, как они целый год топчут эту грязь с ямами, ведь дорог в современном понимании этого слова тоже нет, как живут тут всю зиму одни, практически отрезанные от всего мира? А местные дивятся на городских, устраивающих трапезу во дворе и столующихся на солнце – ведь крайне неудобно таскать всю еду с кухни, куда проще поесть прямо там, на маленьком столике возле плиты. Готовишь – и тут же ешь, даже носить тарелки не надо, наливаешь суп прямо из кастрюли в миску, которая тут же рядом стоит. А ещё дачники почему-то прорубают окна с северной стороны, из каких это соображений, оттуда же весь холод идёт? Ну хочешь ты на озеро посмотреть, так выйди на крыльцо и любуйся, подумаешь, красота какая, Александр Македонский тоже был великий полководец, только зачем хату студить? А чего стоит их другая причуда – ловля рыбы не сетями, а удочками – пустая трата времени – сколько там поймаешь? Чисто детская забава, игра в бирюльки, то есть в поплавки-крючочки. То ли дело – поставил вечером сеть, утром проверил, и в ней рыбы на несколько дней. Хотя рыбёшка здесь мелкая, крупная не успевает вырасти благодаря профессионализму здешних рыболовов, всю вычерпали сетями. Рыбнадзор в райцентре имеется, но в районе не меньше сотни озёр, поспевает проверять только крупные водоёмы, наши к таковым не относятся. Ещё городские не мусорят повсюду, как те, что приезжают из Невеля за щукой, наоборот, чужие бутылки собирают и увозят. Хотя куда проще закопать всё в яму, Наполнится одна, выкопай другую, и так до бесконечности, а когда уже сил не хватает по старости, то не стыдно отнести в ближайшую дикую свалку в лесу.

Образ мышления тоже сильно отличается. Это понимаешь, когда пытаешься получить какое-то внятное объяснение того, как надо что-то делать, разобрать смысл сказанного собеседником порой трудно. Особенно тяжело даётся взаимопонимание при выяснении местоположения нужного объекта или направления движения к чему-нибудь. Несколько раз я пытался уяснить, как найти руины старой усадьбы помещика Пучкова. И каждый раз мой знакомый удивлялся:

– Ну как же ты не видишь?! Мимо Кузнецовицы проходил? Где ручей впадает в неё?

Кузнецовица – это одно из местных озёр, что характерно, слово женского рода, ещё имеется Пучковица, Тиновка, Остива, Водача. Видимо, озёрная этимология наших мест берёт за основу понятие Вода – пучковская вода (по барской деревне) – Пучковица, вода с обилием тины – Тиновка, глубокое озеро – Водача.

– Ну, проходил!

– Дальше по дороге подымаешься выше, поворачиваешь по тракторному следу.

– Поворачивал!

– Так там на горке кирпич повсюду битый лежит, то и есть усадьба!

Лет сорок назад, может, и лежал. Видимо, в голове моего знакомого отпечатались воспоминания далёкого детства, хотя бывает он в том месте регулярно. Потому что когда я, наконец, нашёл «развалины» усадьбы, то никаких развалин уже не было и в помине. Место бывшего помещичьего дома помог определить бугорок, выделявшийся неподалёку от дороги, и лишь поковырявшись в земле, я откопал несколько обломков старого, клеймёного кирпича. Возможно, когда-то они были видны с дороги.

Или вот захотелось мне найти дорогу на озеро Пучковица, где раньше находилась исчезнувшая деревня Пучково. До недавних пор так называлась и остановка на шоссе в двух километрах от нас и на таком же расстоянии от Пучково. Рядом раскинулись два больших по местным меркам поселения, но когда-то, наверное, после войны, автобусную остановку назвали по бывшей барской вотчине, не из уважения ли к изгнанному помещику?

Сосед Витя всё знает про окрестности:

– На поле за наше озеро выйдешь, там, у одинокой яблони справа лес повален.

Как рядом с одинокой яблоней может быть лес – загадка не для средних умов.

– А где та яблоня?

– Так я ж тебе говорю – одинокая!

На поле за нашим озером, есть отдельно стоящие берёзы, яблони не нашёл, возможно, была когда-то, а может жива до сих пор. Только не одинока.

Местные и говорят по-другому, это не чисто русский, московский язык. Здешние края присоединили к России лишь при Екатерине Великой, при первом разделе Польши, вместе с Витебском и Полоцком. К Витебской губернии они относились и до двадцатых годов прошлого века. Поэтому речь наших деревенских соседей больше напоминает белорусские говоры, мало общего имеющие с искусственным официальным белорусским языком, придуманным польскими интеллектуалами во главе с Дуниным-Марцинкевичем. Причём придуманным так, чтобы он по максимуму отличался и от великорусского, и от польского. Наверное, поэтому на нём никто и не говорит в быту. Мне иногда сложнее понять этимологию какого-нибудь белорусского слова, чем его польского синонима.

Разговорная речь в окрестных деревнях и весях очень похожа на живой язык северной части Белоруссии. Однажды, где-то в районе Молодечно, в посёлке Алехновичи, я был поражён почти стопроцентным сходством интонаций тестя моего двоюродного брата с манерой произношения того самого деревенского знакомого, что мне местонахождение барского дома объяснял. Фонетика тоже белорусская, её ещё можно услышать в наших деревнях – оглушённое «в» становится не «ф», как в правильном великорусском, а, скорее, длинным «у», «р» и «ч» всегда твёрдые, а «г» раскатистое. Слово «причём» будет звучать так: «прычом». Я уже не говорю про такие словечки, как «ён» (он), «хата», «куплял», «г(х)арод» (огород), «шастог(х)а» (обязательно с гортанным южным «г», переходящим в «х», во избежание недопонимания перевожу – это значит «шестого»),.

Ну и, конечно, речь наших соседей обильно «удобрена» ненормативной лексикой. Присутствие женщин и детей не является непреодолимым препятствием для её использования. Нет, ребёнку или городской женщине (своя жена не в счёт) никто не скажет нецензурного слова, но если говорящий обращается не к ним, а к стоящему рядом мужчине, то тут уже вовсю чешут «по матушке». И это, естественно, не ругательства, а способ передачи мыслей. Некоторые не матерятся, например, сосед-молочник, зато практически после каждого слова у него следует предлог «на», сокращение известного выражения: «Возьми на…», «Одень на…», «Паг(х)ода нынче саусем какая-то на…». Как-то захожу к Сергею поздороваться после приезда и тот блеснул лаконичностью:

– Ааа, прыехау на…

– Ну как ты говоришь, вот так и приехал на…, – пошутил я, и моя шутка была оценена – Серёга улыбнулся.

Ещё интереснее оказался его прошлогодний разговор с моей женой. Он её инструктировал на предмет хранения парного, ещё тёплого, молока перед дальней дорогой, чтобы оно лучше перенесло пятисоткилометровую тряску в тёплой машине:

– Надо яг(х)о у халадильник на, поставь его на....

Супруга моя стала уточнять:

– Так в или на?

– Ну, у халадильник на…

Всё ясно, так и сделали, поставили «в», и молоко успешно доехало до Питера.

Не припомню, чтобы Серёга обращался к кому-нибудь по имени или ещё как. Нет, у него всего одно обращение: «ты». Да ему и не надо, больше двух человек одновременно он видит только у автолавки.

Вообще Сергей довольно интересная личность. Он кормит себя и мать, которая уже лет десять как не встаёт. Вне зависимости от погоды, при температуре выше нуля одевается всегда в одну и ту же одежду – камуфляжные штаны, какая-то неопределённого цвета рубаха и плотная матерчатая грязно-коричневая курточка. Только в самую жару он может её скинуть, да и то, если мешает косить. Но к приезду автолавки Серёга обязательно приоденется, можно сказать, на нём парадный костюм с тщательно подобранными аксессуарами – брючки поприличнее и сшитые из одного материала в еле заметную клеточку куртка, кепка и авоська. Правда, штаны всё так же будут заправлены в резиновые сапоги. Выход к автомагазину для него равносилен поездке в город, там ведь он бывает только в исключительных случаях, коровы не отпускают. Серёга продаёт молоко своих двух бурёнок, ещё и бычков держит иногда, тем и живёт, У матери пенсия маленькая, но прибавка к доходу от молока существенная. Плюс картошка, огурцы и яблоки свои. Товарно-денежные отношения в нашей деревне не очень развиты, не всё считают в деньгах. Тот же Сергей-молочник, имея своих забот полон рот, может придти помочь выкосить траву около нашего дома. Когда приезжаем на лето во второй половине июня к дому-то и подобраться пешком трудно, столько вырастает зелени дикой, и на первые дни я превращаюсь в не очень-то умелого косаря. Конечно, сено потом Сергей заберёт для своих коров, но ведь я и так бы ему отдал, куда оно нам? Только возня лишняя и ненужная со стожками.

У другого соседа, Вити, пытался я купить косу, у него в хозяйстве их почти десяток имелся. Раньше много косарей было в семье, все, кто приезжали из города, помогали косить, для каждого – своя коса, а нынче ему столько инструментов ни к чему. Вот я и подошёл к Вите с просьбой, продай, мол, одну косу, а то на рынке неизвестно что купишь. Витя не то чтобы ломался, продавать не хотел, а не знал, как ему поступить. Денег от меня он никогда не брал. Я мог придти за пучком свежего лука, тогда, выдав мне в десять раз больше, чем просил, они с женой ещё добавляли: «а когда надо, вон оттуда сам рви». Поэтому я и обращался к ним только в крайнем случае, неудобно всё же. Вот и с косой Витя подумал, что сейчас буду ему купюры совать, но я представлял себе его реакцию, посему на деньгах не настаивал, а на следующий день привёз из города большущий торт с ягодками. Витины внуки уплели его за один день. Такой вот у нас натуральный обмен бывает. Потом Витя ещё учил меня косить, не потому что обучение входило в стоимость торта. Нет, чисто по-свойски, заодно и скосил процентов восемьдесят нашей травы.

Народ в Попадьино считает нас хоть и городскими, но всё-таки соседями, нашему приезду довольны – всё ж больше людей. Покойная баба Галя всегда нас напутствовала при отъезде в Питер: «Когда в следующий раз приедете? Приезжайте, не забывайте!» Раз мы соседи, то соседям надо помогать. Даже Кравченки, которых здесь недолюбливают, способны на бескорыстные поступки. Отец с сыном однажды нам ставни новые повесили – мне одному было никак. Денег не взяли. А случается, что чуть ли не всем людом выходим на общие дела – купальные мостки починить или сжечь срубленные подряжёнными мною работниками кусты перед озером. Рядом есть деревня побольше, там за пятьдесят домов, и подход у народа уже другой, мы для них просто чужие, из Питера понаехавшие, на которых не грех и деньгу зашибить. Подход вполне понятный и разумный, мы не в обиде, платим, сколько скажут.

Жизнь в нашей деревне размеренная, неторопливая. К этому располагает природа: внизу тихо ласкает берег озёрная вода, больших волн там не бывает никогда, иногда плеснёт разыгравшаяся рыбина, вокруг стеной стоят смешанные леса, вековые ели в них соседствуют с молодыми берёзками. В лесах тишина, только на сильном ветру шумят, колышатся берёзы и клёны, трещат ветками ёлки. Из чащи порой выходят заблудившиеся косули. Прошлым летом одна такая красотка пробежала по дороге через давно проснувшуюся деревню. С южной и восточной сторон приткнулись к домам два небольших поля, там ищут свою добычу хищные птицы, они долго парят в высоте, а потом камнем падают вниз.

Озеро под горкой – ещё одно место охоты, только за рыбой, её ловят чайки. Утки тоже кормятся в воде. С виду они совершенно спокойно проводят время на поверхности водной глади, совсем как любители плавания, отдыхающие на курорте, но вдруг следует резкий нырок, и уточка появляется из воды уже в отдалении, метрах в двадцати. Всё время крейсирования она напряжённо искала в воде свою жертву и, наверное, её настигла. Поохотившись, утки парами взлетают с разгона и, обязательно сделав крутой разворот, совсем как пара истребителей, уходят на другое озеро. А у нас продолжается медленное течение времени – слышно, как трава растёт.

И люди участвуют в жизни природы, подстраиваясь под неё, принимают неспешный этот ритм. Тут торопятся только сено ворошить летом, пока его не вымочил очередной дождь, да и то, если лето мокрое. Утро начинается раньше всех у Серёги и у Кравченко, коров доить надо, потом скот выгоняют на поле: Сергей – рядышком со своим участком, а младший Кравченко ведёт коров далеко, почти за километр, там их колхозный пай. Потом начинается шевеление и в других домах – воды наносить, еду приготовить, в огороде покопаться, а нет особых дел, так можно дрова поколоть – они в хозяйстве никогда лишними не бывают. Сосед Витя унаследовал в прошлом году дом мачехи своей жены, Тамарки, как звала её Витина супруга, ухаживавшая за ней до последнего. Всё прошлое лето Витя занимался тем домом – гнилые венцы менял, полы перестилал, в основном один, у зятьёв работа. Потрудится, посидит – покурит. Если подойдёшь к нему, то и поговорит с удовольствием. В деревне развлечений мало, поэтому общается народ друг с другом по любому поводу и без повода. Нельзя просто придти и попросить спички, нужно человеку внимание уделить, обменяться десятком фраз, зачастую ничего не значащих. Тем для разговора хватает – погода, урожай картошки, сена, ягод лесных, рыбалка, а то и просто:

–Ну как?

– «Да никак!» – и так далее.

Людей в Попадьино почти не осталось, поэтому только летом с приездом дачников появляется возможность зацепиться с кем-нибудь за язык прямо на улице. А когда раз в неделю приезжает автолавка – белый ГАЗ с фургоном, то покупатели пользуются случаем, чтобы обсудить все возможные события и проблемы. Получается своего рода импровизированный сельский клуб, в котором водитель (он же продавец) магазина играет роль первой скрипки.

А ведь многие считают, что единственной формой социальной жизни в наших деревнях остаётся старое «сообразим на троих». В Попадьино живет слишком мало народа, чтобы делать далеко идущие выводы, но пьянство здесь, как явление, можно сказать, изжито. Сильно пьющих людей тут нет, хотя раньше, особенно в девяностые, когда колхоз развалился, и работы не стало, алкоголиков хватало, но все они быстро переселились на погост, заливали внутрь что попало. Одни пили, другие похмелялись, некоторые иногда трезвели и завидовали пьяным, а те хмелели всё больше. Упасть и лечь можно было где угодно, главное, чтоб не зимой. Вот картинка из былой жизни Попадьино: лежит под ясенем у нашего нынешнего дома хорошенько набравшийся, несмотря на ранний час, Сашка Ворон и лёжа на гармошке играет, а тут другой Сашка, Голубев или Монах, по отцовскому прозвищу, домой топает. Завидно Монаху, он-то сам трезвый, на бутылку ещё не заработал и никто не налил, а приятель один веселится да под деревом отдыхает, ну, так хоть мораль ему прочитать: «Вот напился и лежит дурак-дураком!» Теперь уже ни того, ни другого нет на этом свете. Доживший до наших дней народ или вообще не пьёт, или не злоупотребляет, во всяком случае, по российским меркам. Коллективные посиделки с крепкими напитками устраиваем только мы, дачники, причём желательно со своим самогоном или настойкой, тут у каждого имеются личные достижения. А что касается остальных, то выпить и закусить деревня собирается лишь на очередных похоронах.

Два года назад казалось, что население Попадьино стало, наконец, расти. Сюда переехала на жительство пара горожан – Сергей (уже второй с таким именем в деревне) и Алиса. Оба – люди творческие, Серёжа делал бижутерию с полудрагоценными камнями, Алиса, художник по своему харьковскому образованию, ему помогала. Они устали от постоянного стресса в городе и искали тишины и спокойствия. Договорились о покупке пустующего дома и переехали со всеми вещами. Первое время им нравилось – у нас есть всё, что нужно для душевного отдохновения – тёмные леса и волнистые, изрезанные холмами, поля, спокойные озёра, пение лесных пташек, стрёкот кузнечиков вечерами. Алиса ждала ребёнка, он и родился в конце зимы, первое такое событие в нашей деревне лет за тридцать пять, а то и за сорок. Всё настраивало на оптимистическую волну – новая семья в Попадьино, значит, деревня не вымирает. Только с наступлением холодов восприятие жизни здесь меняется, замирает природа, замирают люди, они реже выходят на улицу, то холодно, то надобности нет. За окном грязь и слякоть или мороз трескучий – не погуляешь особо, а красивые зимние дни в последние годы природа редко дарит нашей земле. Даже выехать в райцентр не всегда возможно – надо самим снег разгребать на последнем куске дороги к дому, немного – метров семьдесят, но работа тяжёлая. Хорошо, избу к зиме ребята отлично подготовили – дрова в достатке, печь вторую поставили, бойлер для горячей воды. Но скучно в зимнем плену сидеть, заходит иногда Серёга-молочник, посидит, чаю попьёт, скажет несколько обрывочных фраз, и весь разговор. К тому же сделка по покупке дома затянулась на неопределённое время, документы на землю оказались не в порядке, переделывание их сулило длительную тяжбу. В итоге, пожив меньше года в Попадьино и родив симпатичную девочку, Сергей и Алиса уехали, оставив хозяйке дома все неотъемлемые улучшения, а нам – приятные воспоминания о добрых соседях. Купили квартиру в трёхэтажном доме в другой деревне и в другой области. Так провалилась демографическая программа деревни Попадьино.

Люди в деревне потихоньку умирают, четыре свежих могилы на кладбище за последние два года. Осталось только шесть постоянных жителей в трёх домах, в остальные летом обычно приезжают дачники. Кто-то появляется на несколько недель, кто-то, как мы, живёт здесь в тёплый сезон месяца два с половиной, дольше всех, с мая по октябрь, задерживаются Люба с Володей. Они уже на пенсии, дети давно выросли, в городе ничто не держит, а тут, в Попадьино, свежий воздух и свои овощи из огорода. Люба ведёт домашнее хозяйство, выращивает огурцы, кабачки, картошку, нам приносит время от времени дары своего хозяйства, Володя – мастер на все руки, занимается домом и постройками, всем тем, что требует приложения мужского труда, помогает Любе в огороде. Оба постоянно в делах и заботах. Но энергии много, прожив сезонов пять, переняли у местных промышленные способы вылова рыбы, и теперь недостатка в ней не знают. Каждый день часов в семь-восемь утра дружно идут они к своей лодке, сети и ловушки проверять. В деревне им нравится, старший сын с семьёй каждое лето тоже навещает их и включается в трудовой процесс.

Мы купили свой дом в один год с Любой и Володей. Заплатили стандартную цену, по которой в интернете висели десятки подобных объявлений в Псковской области. Правда, формально считавшаяся вдовой Сашки Монаха, последнего постоянного обитателя этого жилища, баба Галя продала его невельскому маклеру за смешные деньги – тысяч за пятнадцать, полторы коровы по местным меркам. «Так, бабка, дом же маленький, всего-то сорок метров, крыша худая, поправлять надо, веранда совсем развалилась!» – убеждал жулик. Галя и согласилась, выторговала ещё право продать на дрова никому ненужный уже хлев, а то, что место волшебное, на редкость красивое, с видом на озеро под горой, с высоким полем за водной гладью, за которым открываются ряды светло-зелёных лиственных деревьев вперемежку с тёмными елями, Галя не догадывалась. Её собственный дом, где она жила отдельно от спившегося мужа, выходит на озеро северной стороной, сделанной, как это часто бывает в деревнях, совершенно глухой, без единого окна – с севера зимой дует холодный ветер. Да и к чему ей эти природные красоты, она их просто не замечала. Родилась здесь, другого не видела, дальше районного центра не ездила.

Зато сейчас мы долго можем сидеть и, как учили древнекитайские философы полностью отдаваться «великой красоте бесконечности». А она во всём. Особенно в закатные часы, когда видишь, как к той многоцветно-зелёной массе деревьев за озером, постепенно снижаясь, медленно подплывает солнце, пересекая тоненькие ряды облаков, вытянутых вдоль линии горизонта. Оранжевый диск светила за считанные мгновения тонет в рядах далёких берёз и сосен, прорезая ярким светом неровные их ряды, и ещё долго отсвечивают солнечные лучи в редких полосках облаков, отчего те приобретают нежно-розовую окраску, переходящую по мере удаления от места падения солнца в красную, тёмно-красную, серую и, наконец, почти чёрную. Потом там, где исчезло солнце, начинает синеть ещё недавно такое оранжевое небо. И постепенно самый светлый, уменьшающийся в размерах, красно-розовый кусочек неба перемещается правее, ближе к северу. Но солнце ведь не уходит на север, возразят мне. Уходит, потому что, закатившись на западе, оно должно непременно взойти на востоке и длинные, загребущие лучи его ещё долго облизывают тянущийся к северу горизонт. В такие минуты начинаешь осознавать бесконечную вечность и по-иному ощущаешь жизнь и своё малюсенькое место в ней. Мой друг так выразил это: «В Попадьино у вас очень светлое место. ОЧЕНЬ. Я такие штуки очень чувствую. Как и наоборот. Здорово впитывать в себя солнце. Здорово просыпаться вместе с весной. Здорово просто быть… Иногда валяться и ощущать весь кайф БЫТИЯ!» По-моему, сказано очень верно.

Купив домик Сашки Монаха, мы сначала попробовали пожить в нём немного, чтобы понять, насколько нас притянет к себе понравившееся глазам место. Поэтому в первое лето заказали строителям только новую веранду вместо развалившейся старой. Приезжали на 5-7 дней, всё нравилось, тогда жена сказала: «Нужен хозблок с водой – неудобно жить, спать и готовить в одной комнате, пусть и просторной». Стали прикидывать размеры пристройки, сколько метров нужно для кухни-столовой, сколько для туалета с водопроводной водой. Идея скромной пристройки быстро эволюционировала, потребности росли, подпитываясь нашей неуёмной фантазией.

– Хорошо бы балкон над верандой, чтобы наслаждаться видом озеро, – промелькнуло у кого-то из нас.

– И с нашим мокрым климатом желательно крытый балкон.

– Действительно, неплохая мысль, – решили мы, – но как балкон построить без второго этажа?

– Значит, нужен второй этаж!

– Только для балкона?

– Ну почему же? Нарежем там отдельных спален для нас и для всех поколений детей!

Строить так строить, решили ещё сделать душевую (раз будет вода, надо ею пользоваться), верхний туалет и, конечно, помещение для котла – такой дом печкой не протопишь. Из старой хаты Сашки Монаха прорубили дверь в новый дом и отвели её под гостей. Всю конструкцию объединил общий второй этаж, получился домина общей площадью метров сто девяносто. В ближайших деревнях таких не было. Как выразился один сосед-дачник, наш дом сильно увеличил капитализацию недвижимости в Попадьино.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66107924) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения